Они засыпали ее вопросами, на которые она даже не удосуживалась давать ответы, сидела на коленях и молча раздавала близнецам поцелуи, но даже они были скользкие и холодные. В горле застрял комок. Блять, как можно отдать ей детей? Эта холодность с ее стороны, словно жгучая холодная сталь, резала на живую, оставляя после себя кровавые следы обиды и горечи.

– Мам, а ты останешься? – Лешка уцепился ручками за ее шею и, задав вопрос, заглянул ей в лицо.

Я стою и наблюдаю картину со стороны, внешнее спокойствие никак не соответствует той буре, что разыгралась внутри. Сердце стучит в груди, как бешеное, будто готовится к кульминационной развязке всего это фарса.

– Так, Леша, я же приехала за вами, – говорит она, и при этом в ее голосе столько пафоса. – Мы поедем домой.

Тишина заполнила гостиную.

– Ура!!! – спустя минуту, разносятся эхом детские голоса по дому.

– А куда поедем? – Димка дергает ее за руку.

– В город, малыш, – отвечает ему Лика и поднимается с колен.

– А папа с нами поедет? – с другой стороны атакует ее Лешка.

– Ну, это нужно спросить у папы, – улыбается Лика.

И вот весь этот поток детских эмоций и вопросов взрывной волной переходит на меня. Мальчики поочередно, а то и вместе начинают рассказывать и задавать вопросы. Пересказывают каждое произнесенное Ликой слово. Я улыбаюсь, прижимаю их к себе. Отвечаю возможно невпопад. Обещаю, что скоро приеду к ним, что сейчас нужно закончить важные дела здесь.

– А потом навсегда будем жить вместе? – в глазах Димки светится надежда.

– Конечно, сын, – отвечаю ему. Точнее нет, лгу. И эта ложь, будто расплавленная пластмасса, растекается по гортани, отравляя и забивая дыхательные пути выделяемыми газами.

«Надо выдохнуть. Я так долго не продержусь», – мелькает мысль в голове.

Я ссаживаю с рук Димку и, отшучиваясь, пячусь к выходу. Хочу покурить. В легкие нужно впустить хоть каплю никотина. Сделать передышку и осознать, что происходит в данную минуту. Лика крутится в гостиной, призывает пацанов к порядку и чтобы они шли собирать свои вещи и игрушки, те, которые они хотят забрать домой.

Я выхожу на высокий порог и наконец-то закуриваю сигарету. Перед глазами пелена. Неужели так, в одночасье, все и закончится? Почему именно сейчас? Я буквально в несколько затяжек приканчиваю сигарету, достаю еще одну. Глубоко затягиваюсь, и голове начинает шуметь, а через пару секунд славливаю приход от передоза никотина. Липкий холодный пот прошибает все тело. Приваливаюсь к холодной кирпичной стене спиной и прикрываю глаза. Подступившую тошноту пытаюсь заглушить следующей дозой никотина, и, как ни странно, помогает. Дышать становится легче, и сердце замедляет бег. Ясности в голове пока нет, но это временно. Сейчас и не хочется ни о чем думать. Нужно просто пережить вдруг образовавшуюся внутри черную дыру. Докурив сигарету, продолжаю стоять в том же положении ровно до тех пор, пока в ворота не начинает кто-то барабанить. На автомате спускаюсь вниз и подхожу к калитке. На языке вертится мат про то, что… Но мысль не успевает сформироваться, потому что, открыв дверь, вижу перед собой крупную фигуру тестя.

Это фиаско.

– Здравствуй, Антон, – он протягивает руку, сам не смотрит на меня, обводит двор глазами.

Жму протянутую ладонь.

– Однако хорошо ты здесь потрудился. Ну, и отлично. Надеюсь, вы с Анжеликой обо всем договорились, – он, не дожидаясь приглашения, оттеснил меня своей массой с дороги и прошел внутрь, я закрыл калитку. – Будете сюда приезжать на выходные, мальчишкам вон сколько раздолья.

Вдруг он резко останавливается и смотрит ровно мне в глаза.

– Вы люди взрослые, Антон, я надеюсь на твое благоразумие, на Лику надежды уже нет, поэтому подумай хорошенько, прежде чем примешь решение. Детей, ты понимаешь, мы все равно заберем, потому что негоже им жить отдельно от матери, ведь пусть она и непутевая, но каждому ребенку мать нужна, а ты…

Это его «ты», словно толстый ржавый гвоздь, прибило меня к плиточной дорожке.

– …как глава семейства, думай о том, насколько часто хочешь видеть детей. Это уже твой выбор. Лика собирается жить отдельно, так что никто вам не будет мешать налаживать отношения.

Сказав это, он развернулся и пошел в дом, а я так и остался стоять на месте, переваривая все дерьмо, которое снова на меня свалили Лика и ее папаша.

Забегаю домой и хлопаю дверью с такой силой, что, кажется, даже стены дрогнули. Прислоняюсь спиной к холодному дереву и закрываю глаза. Сердце бухает об ребра так, что трудно дышать. Стираю тыльной стороной ладони проступившую на глазах влагу.

– Мудак, – шепчу одними губами и отталкиваюсь от двери, иду в комнату.

Точнее, ни хрена не иду – бегу. А в голове так и застыл образ крашеной сучки – его жены. Как он мог? Хотя ему-то что, это как я могла повестись, поверить в то, что они не общаются? Нацепила розовые очки и давай мечтать. Дура. Глупая мечтательница и неудачница. Вытаскиваю сумку из-под кровати.

«Да таких, как ты, Вика, только и делают, что используют. Вот и эти пацаны не зря же заприметили именно тебя, – ехидничает внутренний голос. – А хочешь знать, почему? – я сижу и отрицательно качаю головой. – Потому что ты – лох! У тебя это написано на лбу».

Горькая усмешка трогает губы, я встаю с кровати. Медленно двигаюсь по комнате, анализируя и пытаясь понять, что со мной произошло. Вспоминаю злой взгляд Антона, которым он наградил меня, когда я так и не ответила на его вопрос про девственность. А что я отвечу? Что влюбилась? Хер ты угадал. По коже тут же побежали мурашки, и я, поежившись, вдруг поняла, что мне нужно в ванну, что я так и не помылась после… Божечки, как стыдно-то. Щеки загорелись жарким румянцем. Теперь, осознав серьезность ситуации, понимаю, что Антон мог надумать себе все, что угодно, только не истину. Вспоминаю наше расставание, и кажется, что я сделала все неправильно, что сама оттолкнула парня от себя. Хотя, с другой стороны, сам виноват – почему наврал, что с женой не общается? Да одно только ее «милый» вывело меня из равновесия. Зло кусаю губы, оставляя красные следы. Хочу хоть как-то прогнать мысли о том времени, что провела с ним.

Слезы льются по щекам, смешиваясь со струями воды. Почему душе так больно и пусто? И холодно. Включаю воду горячее в попытке согреться, но это не помогает, меня все равно трясет.

«Вика, Вика, что же ты наделала? Разве так все должно было случиться? Разве для этого ты себя берегла?» – не прекращает стенать внутренней голос.

Может, стоит позвонить ему и сказать, что забыла у него что-то из одежды? Или нет. Лучше предложить встретиться, чтобы я вернула ему одежду его жены.

И от этой мысли стало так легко, что я удивляюсь и не верю сама себе: я – убежденная противница отношений с женатым мужчиной, но теперь стало совершенно плевать на это, я готова поступиться своими принципами… Но ради чего? «Вика, ради чего? Ради кого?» – взволнованно ищу ответ на этот вопрос, прислушиваясь к трепетному волнению, что застыло комом в горле, не позволив высказать Антону все, что я думала в тот момент. Понимаю и чувствую безумное влечение к нему, оно заставляет меня трепетать даже сейчас, когда его нет рядом. И это томление внизу живота разливается по телу жаркой волной при одной только мысли, оно пугает, но желание оказывается сильнее, отгоняя нерешительность и стеснение прочь. А порхающие в животе бабочки…